Мой сын

Катя всегда считала себя профессионалом: её репутация как адвоката была безупречна, дела выигрывались, коллеги восхищались. Но однажды она уступила искушению — ради крупной суммы и личной выгоды согласилась на сделку, в результате которой за решётку попал невиновный человек. По ночам она пыталась загладить вину рациональными оправданиями, уверяя себя, что это — часть игры и такие решения принимаются в интересах карьеры, но совесть не умолкала. Вскоре всё всплыло наружу: её сын узнал о поступке матери и не выдержал. Он ушёл из дома, не попрощавшись, оставив пустоту и чувство вины, которое пересекало каждую мысль Кати. Мальчик нашёл поддержку у друзей по спортивной секции; вместе они решили действовать по‑своему, не доверяя взрослым и системе. Они устраивали собственные расследования, проверяли версии, искали доказательства и пытались восстановить справедливость своими методами, движимые ярким ощущением правды. Новое поведение сына больно ударило по матери: страх потерять ребёнка и горькое осознание собственной ошибки сковывали её поступки. Она бросилась на поиски, обегала знакомых и чужие дворы, звонила тем, кто мог помочь, и молча платила за свои решения. Ночи бесконечно тянулись: Катя не спала, листала файлы, возвращалась к делу, которое заключила в сделку, слушала тишину квартиры и представляла, как сын шагает по улицам. Ощущение предательства и стыд сжимали горло, но страх за ребёнка давил больше. Она пыталась связаться с приятелями сына, с тренером секции, просила помощи у старых знакомых, которые раньше уважали её за талант, но теперь отводили глаза.